У систем, ответственных за обучение, такая же своя эволюционная история, как у любого органа и системы в организме.
Мы ничего из своей эволюционной "семейной истории" не теряем. Мы проживаем её всю, от одноклеточного до млекопитающего, хотя значительная часть этих метаморфоз приходится на несознательный возраст и ограничивается зачатками органов, которых у нас уже нет. Те же "жабры" эмбриона - на деле зачаточная структура, которая у рыб станет жабрами, а у нас частично войдёт в строение шеи.
С точки зрения природы - если орган потерял функционал - незачем тратить силы на его развитие.

Другое дело, когда орган развивается и отращивает новые способности.
Это случай нашего мозга.
Головной мозг похож на теремок, или на здание в старом городе, в котором каждый новый этаж отстраивался в иную эпоху: на романском цоколе - ренессансный особняк, к нему пристроили ещё пару верхних этажей в эпоху индустриализации; если заглянуть на чердак - то его переделали под хайтечный лофт; а если в подвале порыться, то можно найти остатки древнегреческого храма, отстроенного на каком-нибудь архаичном капище. Причём каждый этаж отвечает вкусам своей эпохи, задачам и образу жизни, принятым в те времена, когда он создавался. Но при этом со временем на каждом этаж появилось что-то, знаменующее перемены в мире - куда-то провели водопровод, а где-то повесили плазменную панель.

Самый древний отдел головного мозга - ствол. Это то место, где спинной и головной мозг друг в дружку переходят. С таким примерно мозгом наши предки выползли на сушу. У современных рептилий он во многом такими и остался. В этом мозге нет никакой "гибкой прошивки", всё жёстко. Он управляет дыханием и метаболизмом, через него формируются самые примитивные реакции защиты и выживания. Эта структура практически не способна к обучению и не подвластна контролю разума. То есть, учиться дышать нам не надо - механизм запуска и дыхания встроен в ствол мозга; разучиться или перестать дышать мы усилием воли тоже не можем - воля и то, чему мы учимся связаны с более новыми отделами мозга, которые не могут контролировать более древние.

Реакции пресмыкающихся обычно элементарны. Холодно - вылезь на солнышко, горячо - отползи в тень, видишь еду - хватай, что-то не то - беги. Ситуацию и её потенциальную угрозу им оценивать сложно в силу малой обучаемости, поэтому выживают они в-основном за счёт многочисленности потомства и паникёрства. Внезапная тень накрыла - прячемся. Не выясняем что это, по умолчанию считаем, что кто-то пришёл нас жрать.

Наши предки отрастили себе функциональную систему, позволяющую дифференцировать обстановку более тонко и реагировать более гибко.
Базовая и самая вероятно древняя часть мозга, позволяющая помнить и учиться - лимбическая система. Это различные образования, окружающие верхнюю часть ствола мозга. то самый новый этаж. Лимбическая система изначально отросла как часть мозга, связанная с ... обонянием. Ничего удивительного - ведь именно запахи для большинства животных являются чуть ли не основными источниками информации о мире. И при появлении хорошей памяти и обучении по ним возможно стало определить, кто сидит в кустах - хищник, еда или потенциальный партнёр для спаривания, по ним возможно стало понять съедобное/несъедобное и в какой стороне вода, они помогали ориентироваться, кто тут накануне пробегал и стоит ли бежать за ним или от него. Фактически, эти механизмы позволяли отделить, что для существа хорошо, а что плохо. Запоминание лимбической системой опыта давало шанс избежать в будущем опасной ситуации, до того, как вляпался в неё всеми лапами.

Тут надо понять и обязательно запомнить два очень важных для нас момента.

Первый касается обучения. В лимбической системе тесно связаны между собой механизмы контроля и управления памятью, движениями и эмоциями. Таким образом на базовом уровне наши механизмы обучение связаны с эмоциями и моторикой. Отсюда разные хорошо известные феномены. Например, эмоционально поданная информация закрепляется лучше. Потому что эмоции один из неотъемлемых составных элементов обучения. Они помогали адаптироваться к миру до того, как древние приматы отрастили себе неокортекс, стали людьми, изобрели речь и письменность и отделили знание от непосредственного опыта.
То же самое касается движения. Невозможно чему-то научиться, лёжа на спине ровно. Наше познание - постоянный процесс движения. Трогать, пробовать, повторять слова. Понаблюдайте за собой, вы обратите внимание, что даже когда вы учите что-то сугубо теоретическое, вы не сидите неподвижно. Это менее известный нюанс - но нам зачастую проще запоминать что угодно "на моторику". Личный опыт животных приобретается сованием носа в норки, рытьем почвы собственными лапками. Системы нашего познания и обучения по-прежнему работают на этом движке, где обучение тесно связано с движением.

Второй - базовые эмоции у наших предков были задолго до того, как появился наш человеческий интеллект. То, что мы переживаем, как эмоции - страх, тревога, влечение, влюблённость, интерес - это биохимические процессы и импульсы в нейронных цепях, способствующие нашему выживанию, как особи и как вида. И они были задолго до того, как мы себе отрастили речевые зоны, позволяющие, в сложных рифмованных формах фиксировать свою фрустрацию отказом вожделенного сексуального партнёра, в смысле - воспевать в стихах неразделённое чувство. Что гораздо проблемнее, они были до того, как у нас появились многоэтажные системы оценки и планирования и волевого контроля.
У первых млекопитающих была для этого несложная кора в два слоя. У человека их шесть и по площади - они почти с одеяло размером, но против лимбической системы регулярно не могут устоять. Чем древнее отдел, тем хуже он поддаётся контролю коры. Кора получает отчёт, но не право управления. В случае со стволом это очень жёсткое ограничение - перестать дышать по собственной воле не выйдет. Лимбическая система и неокортекс вроде бы в процессе развития достигли соглашения о сотрудничестве и взаимно интегрировались. Вроде бы.
Почти у всех бывали случаи, когда "сначала сделал, потом подумал". Причём подумал нередко "Ё-моё! Что ж я сделал-то?!". Чаще всего это ситуация перехваты контроля коры более древними структурами. Они информацию получают быстрее, у них есть автономные структуры обратотки информации и эдакие подпольные пути сообщения с разными центрами, и периодически (особенно на фоне волнения и стресса), происходит бунт старослужащих и самоуправство. Получается - пока в министерстве (коре) изучают ситуацию и пытаются сочинить планомерное решение проблемы, на местах уже успели отдать и реализовать указания. Порой криво и "не по уму". Ну, потому что лимбическая система это уровень пусть и млекопитающих, но очень древних зверьков. На стресс надо выдать реакцию - чем быстрее, тем лучше, пока не сожрали.
С точки зрения разума некоторые ситуации, до которых нас доводит лимбическая система, могут выглядеть чистым вредительством.
Но тут виновата проблема всё того же очень быстро поменявшегося мира и среды обитания. У животных нет представления о том, что вот идёт медведь, возможно, он идёт за мной, надо бы в кусты. Запах крупного хищника, который распознаётся, как опасный, вызывает именно двигательную реакцию безо всякой лишней рефлексии - и зверёк бежит. От скорости реагирования зависит выживание.
Или - в кустах мелькнула еда - надо бежать за едой. "Думать" некогда, надо хватать.
Структуры лимбической системы участвовали в обеспечении именно такого поведения. И, несмотря на сформировавшиеся связи с вышестоящими отделами мозга, лимбическая система работать самостоятельно вовсе не разучилась. И она отлично срабатывает в ситуациях реального риска. Вы идёте по улице, думаете о своём, и вдруг отпрыгиваете на три метра в сторону - ещё до того, как осознали, что вот этот шорох, похоже - звук съезжающего с крыши над вашей головой снега. Понимание приходит позже, когда вы стоите по колено в весенней луже, полной льда, зато стоите, а не лежите в морге. А вероятность была. Но три кубометра снега и сосулек промахнулись. Ваше личное МЧС успело.
Правда, в другой день можно неудачно встретить в тёмном коридоре знакомого и дать ему в глаз с перепугу. Потому что его дружеский жест - подойти со спины, взять вас под локоть и помочь миновать опасную зону складирования барахла, отдельные части мозга воспринимают, как агрессию, и сначала запускают действия, направленные на защиту, а потом... ой. Вы даже уже видите знакомое лицо, но кулак остановить не в силах.